Агония Российской империи - Страница 73

Когда решение было принято, предстояло получить от большевиков визы на выезд для большого количества британских представителей и агентов, многие из коих не вошли в дипломатические списки. Это было дело тонкое и нелегкое, тем более что большевики смотрели на отъезд союзнических посольств почти так же, как игрок, теряющий туза.

Мне было поручено выхлопотать визы. Вооружившись грудой паспортов, я направился попытать счастья в Министерство иностранных дел. За отсутствием Троцкого и Чичерина меня принял Петров. Пребывание в английской тюрьме не увеличило его расположения к английским представителям. Сообщив мне, что против отъезда аккредитованных дипломатов возразить ему нечего, он направил меня в Луцкому, неприятному еврею, юристу, заведовавшему отделом паспортов.

Он сидел за столом в большой комнате. Кроме него, там находилась молодая машинистка, сидевшая за маленьким столиком в углу. Грубость Луцкого привела меня в бешенство. Это была крыса, которую я с удовольствием придушил бы. Пока он просматривал толстую пачку паспортов, я сохранял спокойствие. «Мне приказано давать визы только настоящим дипломатам, — сказал он. — Все эти люди не входят в штат посольства». Я терпеливо объяснил ему, что мой список подлинный и что владелец каждого из паспортов в той или иной форме связан с посольством. Он внимательно пересмотрел все фотографические карточки. К моему великому облегчению, он пропустил генерала Пуля и нескольких других офицеров, снятых в военной форме. Пачка почти кончилась, и я уже думал, что достиг полного успеха. Крыса, однако, хотела попользоваться своим кратковременным превосходством. Он хотел заставить меня почувствовать только что достигнутую им власть. Он вытащил один из паспортов.

— Я знаю этого человека, — сказал он. — Это шпион. Вы пытаетесь обмануть меня, как французы и итальянцы.

Он бушевал несколько минут. «За то, что вы хотели обморочить меня, я отказываю вам вообще в визах». Я стоял, все еще сдерживаясь. «В таком случае, — ответил я, — разрешите мне поговорить по телефону с Троцким. Вот номер его телефона, и вот мой пропуск, подписанный его собственной рукой». Луцкий пробормотал что-то и сразу переменил тон. «Очень хорошо, — сказал он, откладывая в сторону отвергнутый паспорт, — я поставлю печать на все остальные, кроме вот этого».

В этот момент доложили о приходе маркиза де ла Торретта, итальянского charge d affaires, а впоследствии итальянского посланника в Лондоне и министра иностранных дел при Муссолини. Луцкий вскочил на ноги. Готовясь к новой сцене, он стал относиться ко мне почти дружелюбно. Он снова бегло просмотрел паспорта, выбрал из них несколько, принадлежавших членам британской колонии, и положил их вместе с отложенным ранее. Он позвал машинистку.

— Садитесь за мой стол и поставьте штамп на этих паспортах, — сказал он, указывая на большую пачку, — остальные задержаны впредь до дальнейших распоряжений.

Потом, выпячивая свою маленькую грудь, он вышел на середину комнаты, чтобы стоя встретить итальянского маркиза. Последовала самая необычайная сцена, какую я только видел, может быть, даже самая необычайная из всех тех, которые когда-либо имели место между двумя представителями иностранных держав. Как только маркиз вошел в комнату, Луцкий набросился на него с потоком ругательств. Дело шло об итальянском депутате по имени граф Фрассо, которого арестовали большевики и которого итальянцы включили в список лиц с официальными паспортами. Не было конца эпитетам, которыми Луцкий награждал несчастного итальянца. Самыми мягкими из них были: бандиты, доносчики, сукины дети… Оба собеседника были небольшого роста. Вначале Торретта, мягкий, корректный и педантично вежливый, пытался возражать. Его протесты вызвали новую бурю ругательств. Тогда Торретта начал нервничать и едва не расплакался. Его лицо смертельно побледнело. Седовласый, одетый в короткий черный сюртук, он напомнил мне кролика из «Алисы в стране чудес». Руки его нервно подергивались. Потом он тоже начал кричать. Казалось, еще несколько секунд, и оба дойдут до рукопашной.

Я с увлечением наблюдал за сценой, однако, мне нужно было сделать еще одно свое дело. Среди отвергнутых паспортов лежал паспорт Теренса Кейса, брата адмирала Кейса, служившего полковником в нашей контрразведке. Я знал, что он участвовал в различных антибольшевистских планах. Если его паспорт задержат, это может грозить для него неприятными последствиями. В это время машинистка ставила печати, одним глазом смотря на работу, а другим следя за развертывающейся перед нами драмой. Она была хорошенькая. Я сказал ей какую-то любезность, я она улыбнулась. Я продолжал говорить, перебирая в то же время груду паспортов. Продолжая нашептывать ей любезности, я сунул паспорт Кейса в большую пачку. И, да благословит Бог ее голубые глаза, она поставила на нем печать.

В тот момент, когда она кончала работу, я услышал последние слова Луцкого: «Ни один итальянец не выедет отсюда», и подавленный и сгорбившийся маркиз Торретта вышел из комнаты. Вполне довольный собой Луцкий вернулся за свой стол. Я держал в руке визированные паспорта, среди которых был и паспорт Кейса. Полдюжины отвергнутых паспортов лежали на столе. «Можно мне уйти?» — вежливо спросил я.

— Разумеется, — ответил он.

Я пошел к выходу, но вернулся с полдороги.

— Может быть, мне лучше взять и остальные, — сказал я. — Их владельцы могут без них попасть в неприятное положение.

Он пожал плечами. Его мысли были все еще заняты битвой с Торреттой. «Возьмите их», — сказал он. И, медленно собрав паспорта, я с достоинством покинул комнату.