Агония Российской империи - Страница 96

В один момент левые социалисты-революционеры поднимаются с мест, крича и грозя кулаками немецкой ложе. Театр потрясает рев: «Долой Мирбаха! Долой немецких мясников! Долой брестскую петлю!». Свердлов торопливо звонит в колокольчик, объявляет заседание закрытым, и лихорадочно возбужденные делегаты выходят из залы.

Один инцидент навел меня на размышление. Во время речи Камкова один офицер из французской контрразведки яростно аплодировал. Его отношение типично для многих из моих коллег-союзников. Они не могли понять, что как для большевиков, так и для левых социалистов-революционеров иностранная интервенция, германская или союзническая, была интервенцией контрреволюционной. Когда состоялась наша интервенция, она не получила поддержки от левых социалистов-революционеров. Прениям, которые закончились так драматически вечером пятого июля, не суждено было возобновиться на следующий день, в субботу шестого июля. Съезд собрался снова, но большевистские вожди отсутствовали. Вчерашняя революция на сцене была перенесена на улицы и на баррикады.

Я вошел в Большой театр в четыре часа. День был душный, и в театре было жарко, как в бане. Партер был полон делегатами, но на сцене оставалось много пустых мест. Не было ни Троцкого, ни Радека. К пяти часам исчезла большая часть большевиков — членов ЦИКа. Ложа, отведенная представителям центральных держав, пустовала. Было, однако, много левых социалистов-революционеров, в том числе Спиридонова. Она выглядела спокойной. Ее поведение ничем не выдавало того, что партия социалистов-революционеров уже решила начать войну. Однако случилось именно это, хотя прошло несколько времени, прежде чем мы осознали правду. В шесть часов в нашу ложу вошел Сидней Рейли и сообщил, что театр окружен войсками и все выходы охраняются. У него было самое смутное представление о совершающихся событиях. Какие-то беспорядки. Он знал, однако, что на улицах идут бои. Наши опасения еще усилились, когда в коридоре над нами раздался взрыв.

Неосторожный часовой уронил ручную гранату. Боясь, что большевики будут обыскивать их перед тем, как выпустить из театра, Рейли и французский агент начали рыться в карманах, ища компрометирующие документы. Некоторые из них они разорвали в клочки и засунули под обивку дивана. Другие, без сомнения, более опасные, проглотили. Положение было слишком напряженным, чтобы мы могли оценить его комическую сторону, и решив, что в данном случае бездействие является лучшей политикой, уселись дожидаться развязки, насколько могли, терпеливо.

Наконец в семь часов нас освободил Радей, который рассказал нам, в чем дело. Левые социалисты-революционеры убили Мирбаха, надеясь этим спровоцировать Германию к войне. Во главе с Саблиным и Александровичем, зампредом ЧК, они намеревались арестовать большевистских вождей во время съезда в Большом театре. Вместо этого они сами попались в западню, расставленную противниками.

Историю переворота можно рассказать в нескольких словах. В субботу в два часа сорок пять минут к германскому посольству в Денежном переулке подъехал автомобиль с двумя седоками. Посольство охранялось отрядом большевистских войск. Лицам, приехавшим в автомобиле, доступ не представил никаких затруднений, так как у них были специальные пропуска, подписанные Александровичем в качестве зампреда ЧК. Некий Блюмкин, который в течение нескольких месяцев жил рядом со мной в комнате гостиницы, был главным действующим лицом в последующей трагедии. Как работник ЧК, он был немедленно принят Ризлером, советником германского посольства.

Он сообщил Ризлеру, что должен видеть Мирбаха лично. ЧК раскрыла покушение союзников на жизнь германского посла. Ввиду полномочий Блюмкина и важности его сообщения доктор Ризлер сам повел его к графу Мирбаху. Когда граф спросил его, каким образом должно было совершиться убийство, Блюмкин, вынув револьвер из кармана, ответил: «Вот так» — и разрядил револьвер в несчастного посла. Затем, выскочив из открытого окна, он бросил за собой ручную гранату, чтобы быть уверенным в исходе покушения, и скрылся. Тем временем левые социалисты-революционеры собирали в Покровских казармах войска, которые им удалось перетянуть на свою сторону. Сюда входило 2000 солдат, подкупленных Поповым, агентом ЧК; восставшие солдаты из других полков и несколько сотен матросов Черноморского флота. В течение часа они достигли некоторого успеха. Они арестовали Дзержинского, захватили телеграф. Дальше, однако, у них не хватило инициативы. И, разослав по всей стране телеграммы, извещавшие об успехе переворота, они ничего не предпринимали. К вечеру эсеры сделали нерешительную попытку подойти к Большому театру, но, увидев, что он уже окружен сильным отрядом большевистских войск, они отступили на свои позиции. Их военные действия были так незначительны, что большинство московского населения не знало до следующего дня о готовившемся перевороте.

Между тем Троцкий не терял времени. Он вызвал из-под Москвы два латышских полка. Он стянул в одно место броневики. Через несколько часов войскам левых социалистов-революционеров пришлось сложить оружие, ввиду подавляющих сил противника. Некоторые из вождей скрылись. Александрович был захвачен на Курском вокзале и немедленно расстрелян. Делегаты социалистов-революционеров в Большом театре были арестованы, не оказав сопротивления. Революция, задуманная в театре, там же и закончилась.

Эта опера-буфф левых социалистов-революционеров только укрепила большевиков и усилила партию мира. Отклики на события в глубине страны были незначительные. Через несколько дней Муравьев, главнокомандующий большевистских сил на Волге, попытался двинуть свои войска к Москве. К этому времени неудача переворота в Москве была уже известна, и его арестовали собственные солдаты. Он трагически покончил с жизнью, застрелившись в присутствии Симбирского совета. Спиридонова и Черепанов сидели под арестом в Кремле, где позже мне пришлось быть их товарищем по несчастью. Убийца Блюмкин скрылся. Большинство рядовых членов партии социалистов-революционеров, чтобы спастись от репрессий, отступились от своих вождей, осудили их действия и снова были приняты в большевистский загон. Это несчастное дело, которое должно было послужить предметным уроком союзникам как наглядное доказательство того, что Россия готова на все, чтобы избежать войны с немцами или союзниками, отразилось на нашем положении и положении немцев. Германское правительство было вне себя, но не объявило войны большевикам, так как было уверено, что интервенция союзников неизбежна. Оно требовало разрешения выслать батальон немецких солдат для охраны посольства в Москве, но, когда большевики отказали в этом, оно ограничилось дипломатическим протестом. Англичане реагировали еще более комично. Через два дня после убийства Мирбаха у меня был Радек и сообщил, что большевистское правительство желает предоставить в мое распоряжение личную охрану. При этом он ухмылялся. Он знал, что я на это отвечу. Я ответил ему шуткой, и мы оба засмеялись — едва ли не в последний раз.